Стражи - Страница 20

Понурив голову, поручик честно сознался:

— Я не читал бюллетени за последний месяц. Все время отдавал изучению грядущего, столько нужно было узнать и осмыслить…

— Но вы понимаете ход моих мыслей?

— Да, безусловно, — кивнул Савельев.

— В Аунокане все замыкалось на одного-единственного человека, — сказал Зимин. — Стоило склонить его к измене — и все рухнуло. Мы этот печальный опыт учли. И успели наладить нечто вроде перекрестного контроля — уж о работе нашей внутренней контрразведки вы должны были сразу получить некоторое представление.

— Да, разумеется…

— Как я уже говорил, я не сомневаюсь, что за двадцать пять лет батальон только окреп и стал располагать гораздо большими возможностями. Они просто-напросто не могли упустить и просмотреть…

Цепенея от собственного нахальства, поручик, тем не менее, упрямо продолжал:

— Простите, господин генерал, но ведь это только ваше сугубо личное мнение, такая же версия, а не точные знания об истинном положении дел? Или я неправ?

— Вы совершенно правы, — сказал Зимин без тени раздражения. — Это всего лишь мое мнение… опирающееся, тем не менее, на жизненный опыт, опыт командования батальоном. Я вас правильно понял? Вы считаете, что они там, в грядущем, могли что-то просмотреть?

— Не знаю, — произнес поручик растерянно. — Если случившееся — плоды чьего-то злоумышления, то виновники трагедии могли использовать и что-то другое… Нечто, к чему наши преемники оказались не готовы и попросту не располагали должной аппаратурой. Вот, скажем… Ожидается покушение на некое высокопоставленное лицо, но жандармерия сориентирована только на огнестрельное оружие. Они принимают все возможные меры, обыскивают поголовно всех, к тому же располагают аппаратурой, безошибочно определяющей наличие металла и пороха. А покушавшийся использовал обычный лук, оружие примитивное, но на определенных дистанциях смертоносное. Ни крупицы пороха, ни золотника металла, даже стрела может быть каменной. Лук со снятой тетивой — попросту деревянная палка с зарубками. Все усилия, вся аппараты были нацелены на порох и металл…

— Изящная гипотеза, не спорю, — кивнул Зимин. — Но проверить ее пока что не представляется возможным.

Расхрабрившись окончательно, поручик продолжал без запинки, воодушевившись:

— Простите, господин генерал, точно так же, как и вашу…

— …Пожалуй, — опять-таки без раздражения согласился Зимин. — Быть может, у вас есть и какие-то предложения? Идеи? Планы?

— Никаких, — честно признался поручик. — Я прекрасно понимаю, что для такого у меня еще не хватает опыта и знаний. У меня есть только подозрения… Разрешите вопрос, господин генерал?

Он покосился на инженера, сидевшего к ним лицом и с любопытством слушавшего.

Зимин, перехватив его взгляд, хмыкнул:

— Господин инженер в батальоне с момента его создания, так что при нем можно задавать любые вопросы…

— Мы действительно не поддерживаем никаких контактов с нашими коллегами в других временах? Или есть вещи, о которых новичкам… в общей массе знать не полагается?

— Хорошенького же вы мнения о начальстве… — усмехнулся Зимин. — Мы действительно, дражайший Аркадий Петрович, не поддерживаем решительно никаких отношений с коллегами в других временах, никогда, ни разу не пытались. Ученые считают, что это может привести к некоему перехлестыванию временных линий и последствия будут непредсказуемыми. Судя по тому, что нас ни разу не навещали коллеги из грядущего, эта точка зрения так и осталась без изменения в течение грядущих десятилетий. Куда вы клоните, Аркадий Петрович?

Поручик примолк, набираясь смелости. Решился наконец:

— Я вовсе не предлагаю налаживать отношения… Но если мы просто понаблюдаем за батальоном со стороны, как тогда? Быть может, это ничему не повредит? Или ученые и это запрещают?

— Нет. Об этом просто-напросто ни разу не заходила речь. Так уж сложилось, понемногу превратилось в неписаные правила поведения.

— И никто ни разу не пробовал…

— Ни разу.

— А почему? — тихо, настойчиво продолжал поручик. — Я знаю, как и все, что после февраля семнадцатого батальон перестал существовать, вероятнее всего, скрупулезно выполнив известный приказ. Это все знают… Можно же было хотя бы посмотреть, что там произошло?

— Я же говорю, сложились неписаные правила поведения…

— А нельзя ли их нарушить? В связи с чрезвычайностью ситуации?

— То есть?..

— Понаблюдать за последними минутами батальона, — сказал поручик. — Может быть, мы что-то и поймем? То, что прежде не понимали? Мне только что пришло в голову… Ладно, есть неписаные правила, но ведь они касаются только правильного хода времени, не так ли? Когда эти правила складывались, никто и предвидеть не мог, что грядущее однажды изменится. Не правда ли? Мы, собственно говоря, имеем дело с совершенно другим батальоном. Располагающемся в «неправильном» времени, — он показал на экран, на застывшую панораму начисто уничтоженного Петербурга. — А в данном случае, сдается мне, возможны отступления от правил…

Зимин улыбнулся почти что весело:

— Из вас определенно вышел бы хороший юридический крючкотвор…

— Я совершенно серьезен, господин генерал, — произнес поручик словно бы с некоторым вызовом.

— Я понимаю…

— Тогда?

— Экий вы змий-искуситель, Аркадий Петрович… — уже без улыбки сказал генерал.

Словно в приступе мимолетного озарения поручик понял выражение лица Зимина. Командующему хотелось, чтобы его переубедили, никакого сомнения! Он и сам, судя по странному выражению лица, по азартным огонькам в глазах, думал уже о таких действиях — но эти чертовы «неписаные правила» стали для него устоявшимся запретом, и генерал попросту не решался его нарушить, как светский человек не в состоянии пойти против правил этикета, даже если это противоречит его желаниям и чертовски невыгодно ему самому. Нет, тут и сравнивать нельзя — светский этикет и всю трагедию изменившегося грядущего…